Ледяное проклятье - Страница 33

— Понимаю — кивнул я — Неприятно услышать такое, да? Вернемся к беседе. Кто вас направляет я уже понял — пресловутый Тарис, что вот уже два века никак не может заткнуться и сдохнуть. Все вещает и вещает из своего гроба, тварь поганая… Но кто вами правит? А? Ведь должен же быть кто-то достаточно умный, чтобы организовать набеги на человеческие поселения и вылазки к Пограничной стене. Кто это решает? Шурд?

— Ты подохнешь в корчах! — дернувшись, ощерил гоблин редкие клыки — Падешь вместе с ос-стальными из вашего пос-селения! Умрешь! Гнева бога Тарис-са С-спящего не избежать… Вы вс-се умрете! Вс-се…

— Хватит! — рявкнул я и на шее гоблина сомкнулись пальцы ниргала, заставив того захрипеть и замолкнуть — Я задал тебе вопрос — кто вами правит?

Подождав, пока глаза гоблина не налились кровью от нехватки воздуха, я подал знак и ниргал ослабил хватку.

— Ну?

— Будь ты проклят! Проклят! — с ненавистью выдохнул шурд — Я с-скажу тебе имя того, кто с-скоро будет попирать ваш прах! Чтобы ты знал, как имя твоей с-смерти! Нерожденный! Нами повелевает воля Нерожденного! — гоблин неистово забился, заелозил ногами по снегу, но тщетно.

Визжа от переполняющей его злобы, шурд под немыслимым углом изогнул тощую шею и впился клыками в боевую рукавицу ниргала, со скрежетом грызя металл, из уголков рта потекла вспененная слюна, розовая от крови. Изранил себе десны о неподатливую броню. Продолжалось это безумие недолго — когда с хрустом обломился второй по счету клык, гоблин вскинул голову и пронзительно завыл, роняя темные сгустки крови из разодранного рта. Пару мгновений я всматривался в верещащего шурда, затем поднялся на ноги и сминая в ладони очередной снежок, направился прочь, бросив через плечо ниргалу:

— Ты знаешь что делать.

Через мгновение послышался короткий свист меча и вой резко оборвался — теперь уже навсегда. Младший военный вождь Дисса Беспалый, покинул этот мир.

Поджидавший меня у наваленной кучи веток гном, задумчиво почесал пятерней бороду и с уважением буркнул:

— Да… Живот резать и на елка мотать — плохо. Твоя способ оченно хорошо! Два слова сказать — шурд завыть, так мучится, что сам умереть захотеть! Оченно хорошо!

— Не "оченно", а очень — поправил я гнома, что с каждым днем говорил все лучше на нашем языке.

— Да-да — закивал Тикса, помолчал задумчиво и добавил — Хотя, есть еще оченно хорошо способ — взять камень, сунуть в огонь пока не стать красный от жара, затем снять с шурд штаны и…

— Так! — прервал я делившегося со мной сокровенным Тиксу — Давайте дрова таскайте для костра, а то я и вам "два слова сказать" и вы у меня выть начнете, а затем…

— Тикса понял! — в свою очередь прервал меня гном и шустро перебирая короткими ножками, заторопился к деревьям, от которых шагал второй ниргал, с огромной охапкой сучьев в руках.

— Да! Тогда уж лучше не просто камень пихать, а раскалить и засунуть туда этот ваш зикку! — крикнул я в спину коротышки, и тот остановился как вкопанный.

— Зик-кдахор пихнуть?! — переспросил гном, глядя на меня расширенными глазами — А потом он там лопнуть и… О-о-о-о! Оченно, оченно хороший способ, друг Корис! Лени! Лени! Ты уже спать? У твой добрый друг Тикса есть тебе горячий подарок!

— Иди за дровами — рыкнул я и Тиксу словно ветром сдуло.

Лени никак не отреагировал на выкрик неугомонного гнома — уткнувшись щекой в свернутое одеяло, Рыжий погрузился в болезненный сон. Убедившись, что его грудь равномерно опускается и поднимается, я решил заняться своими ранениями. В первую очередь, я снял заплечную сумку с торчащими оттуда ледяными отростками, затем последовала очередь хрустящей, с трудом гнущейся куртки и я остался голым по пояс. Выбрал поодаль от места недавней схватки белоснежный сугроб и обеими руками черпая оттуда снег, с силой растер все тело, избавляясь от примерзших к коже алых кристалликов шурдской крови и прочей, налипшей грязи. Заодно занялся и чисткой щупалец — по очереди хватаясь за основание каждого отростка, подтягивал их к себе и очищал от крови, пока к ним не возвращался их слегка поблескивающий белесый цвет. От недавних тепловых ожогов не осталось и следа, лишь слегка пощипывало кожу на пальцах, особенно сильно соприкоснувшись с теплом, когда я месил кулаками поваленного на землю шурда. Вздрогнув от этой мысли, я перевел взгляд на свои твердые как лед полупрозрачные руки и повторил — я забил шурда до смерти кулаками. Расколол его череп как глиняный горшок, расплескав его содержимое. И не испытал при этом никаких эмоций, кроме как удовлетворения хорошо сделанной работы. Качнув головой, я распрямил пальцы и поднеся поближе к глазам, принялся внимательно изучать кожу. Вскоре, я заметил первые следы — на костяшках кулаков, виднелись многочисленные белые линии, словно крохотные трещины, разбегающиеся от места удара во все стороны. На второй руке было тоже самое.

Повернув голову, я занялся плечом и с нарастающей тревогой обнаружил, что хоть моя новая кожа и выдержала скользящий удар давно не точеного тесака, но не без последствий. Здесь, трещины были куда сильнее и шире, чем на пальцах. Проведя пальцем по коже, я ощутил небольшой скол, с острыми краями — похоже, под углом обрушившийся на плечо тесак отбил от меня солидный осколок заледеневшей кожи. Здесь я снова сделал паузу и попытался свыкнуться с еще одной новой для меня мыслью — от меня откололи осколок. Не ранили, не оставили рубленую рану, а именно откололи кусок промороженной плоти. И еще большой вопрос, восстановлю ли я утрату — если обычное человеческое тело способно на чудеса заживления самых чудовищных ран, то в мое случае ничего неизвестно.